Великие Россияне

Содержание раздела:

Чаадаев Петр Яковлевич (1793 или 1796 – 1865)

Известный писатель и философ. По матери Чаадаев приходился племянником князей Щербатовых и внуком известного русского историка. На руках этой родни он получил первоначальное, замечательное для того времени образование, которое закончил слушанием лекций в Московском университете. Зачислившись юнкером в Семеновский полк, он участвовал в войне 1812 года и последующих военных действиях. Служа затем в лейб-гусарском полку, Чаадаев близко сошелся с учившимся тогда в Царскосельском лицее молодым Пушкиным. Он способствовал развитию Пушкина более, чем всевозможные профессора своими лекциями. О характере бесед между друзьями можно судить по стихотворениям Пушкина "Петру Яковлевичу Чаадаеву", "К портрету Чаадаева" и др.

Чаадаеву выпало на долю спасти Пушкина от грозившей ему ссылки в Сибирь или заключения в Соловецкий монастырь. Узнав об опасности, Чаадаев, бывший тогда адъютантом командира гвардейского корпуса князя Васильчикова, добился не в урочный час свидания с Карамзиным и убедил его вступиться за Пушкина. Пушкин платил Чаадаеву теплой дружбой. В числе "самых необходимых предметов для жизни" он требует присылки ему в Михайловское портрета друга. Ему посылает он первый экземпляр "Бориса Годунова" и горячо интересуется его мнением об этом произведении; ему же шлет из Михайловского целое послание, в котором выражает свое страстное пожелание поскорее в обществе Чаадаева "почитать, посудить, побранить, вольнолюбивые надежды оживить".

Чаадаев мог вполне искренне примыкать к Союзу благоденствия и столько же искренне не соглашаться с направлением, возобладавшим впоследствии в Северном и особенно в Южном обществе. По недоразумению разбилась его блестящая карьера, и вместе с тем он сильно упал в мнении товарищей-офицеров, среди которых был весь цвет тогдашней интеллигенции. Весьма возможно, что вследствие этого от него отдалились члены тайного общества, куда он был принят Якушкиным, и что именно потому Чаадаев не любил говорить впоследствии о своих отношениях к декабристам. После отставки он прожил за границей целых шесть лет. Все события 1825 – 1826 годов прошли, таким образом, в его отсутствие. Эти события снесли с исторической арены почти весь цвет того поколения, к которому принадлежал Чаадаев. Возвратясь на родину, он застал уже иное время и иных людей. С этого же времени фигура его выделяется на фоне русской жизни уже не в качестве общественного деятеля или одного из будущих реформаторов России, не в том образе, о котором говорил Пушкин, что "он был бы в Риме Брут, в Афинах – Периклес", а в образе мыслителя, философа, блестящего публициста. В Европе он вращался среди замечательных умов. В числе его личных знакомых были Шеллинг, Ламенна и др. Воззрения этих людей не могли не иметь влияния на Чаадаева, имевшего от природы сильный ум и определенный философский склад мысли. Обширное чтение также много способствовало выработке прочного миросозерцания.

Его весьма занимал вопрос, при помощи каких средств можно направить Россию к лучшему будущему. Для этого необходимо "прежде всего серьезное классическое образование", затем "освобождение наших рабов", являющееся "необходимым условием всякого дальнейшего прогресса", и, наконец, "пробуждение религиозного чувства, дабы религия вышла из некоторого рода летаргии, в котором она ныне находится". Свои взгляды он опубликовал в "Письме". "После "Горя от ума" не было ни одного литературного произведения, которое сделало бы такое сильное впечатление", – говорил по этому поводу Герцен.

На чаадаевскую статью обратили внимание не одни только русские: в силу того; что статья была написана (первоначально) по-французски, и вследствие большой известности, которой Чаадаев пользовался в московском иностранном населении, – этим случаем занялись и иностранцы, живущие у нас. Ортодоксальной общественностью Чаадаев объявлялся сошедшим с ума.

Знаменитое письмо Чаадаева проникнуто глубоко скептическим по отношению к России настроением. "Для души, – пишет он, – есть диетическое содержание, точно так же как и для тела; умение подчинять ее этому содержанию необходимо. Знаю, что повторяю старую поговорку, но в нашем отечестве она имеет все достоинства новости. Это одна из самых жалких особенностей нашего общественного образования, что истины, давно известные в других странах и даже у народов, во многих отношениях менее нас образованных, у нас только что открываются. И это оттого, что мы никогда не шли вместе с другими народами; мы не принадлежим ни к одному из великих семейств человечества, ни к Западу, ни к Востоку, не имеем преданий ни того, ни другого. Мы существуем как бы вне времени, и всемирное образование человеческого рода не коснулось нас. Эта дивная связь человеческих идей в течение веков, эта история человеческого разумения, доведшая его в других странах мира до настоящего положения, не имели для нас никакого влияния. То, что у других народов давно вошло в жизнь, для нас до сих пор только умствование, теория...Посмотрите вокруг себя. Все как будто на ходу. Мы все как будто странники. Нет ни у кого сферы определенного существования, нет ни на что добрых обычаев, не только правил, нет даже семейного средоточия; нет ничего, что бы привязывало, что бы пробуждало наши сочувствия, расположения; нет ничего постоянного, непременного: все проходит, протекает, не оставляя следов ни во внешности, ни в вас самих. Дома мы как будто на постое, в семействах как чужие, в городах как будто кочуем, и даже больше, чем племена, блуждающие по нашим степям, потому что эти племена привязаннее к своим пустыням, чем мы к нашим городам".

Другие письма Чаадаева увидели свет через много лет, и то лишь на французском языке, в Париже, в издании известного иезуита князя И. С. Гагарина. Во втором письме Чаадаев выражает мысль, что прогресс человечества направляется рукой Провидения и движется при посредстве избранных народов и избранных людей; источник вечного света никогда на угасал среди человеческих обществ; человек шествовал по определенному ему пути только при свете истин, открываемых ему высшим разумом. В третьем письме Чаадаев развивает те же мысли, иллюстрируя их своими воззрениями на Моисея, Аристотеля, Марка Аврелия, Эпикура, Гомера и т. д. Возвращаясь к России и к своему взгляду на русских, Чаадаев рекомендует "сделать все что можно, чтобы приготовить пути для грядущих поколений". "Так как мы не можем оставить им то, чего у нас самих не было: верований, воспитанного временем разума, ярко очерченной личности, развитых течением длинной, одушевленной, деятельной, богатой результатами, интеллектуальной жизни, мнений, то оставим же им по крайней мере несколько идей, которые, хотя мы их и не сами нашли, будучи передаваемы от поколения к поколению, будут иметь больше традиционного элемента и поэтому больше могущества, больше плодотворности, чем наши собственные мысли. Таким образом мы заслужим благодарность потомства и не напрасно пройдем по земле". Известна также "Апология сумасшедшего" Чаадаева. Тут автор делает кое-какие уступки, соглашается признать некоторые из своих прежних мнений преувеличенными, но зло и едко смеется над обрушившимися на него за первое философическое письмо из "любви к отечеству" обществом. "Существуют различные роды любви к отечеству: самоед, например, любящий свои родные снега, ослабляющие его зрение, дымную юрту, в которой он проводит скорчившись половину жизни, прогорклый жир своих оленей, окружающий его тошнотворной атмосферой, – самоед этот, без сомнения, любит родину иначе, чем любит ее английский гражданин, гордящийся учреждениями и высокой цивилизацией своего славного острова...Любовь к отечеству – вещь очень хорошая, но есть нечто повыше ее: любовь к истине". Дальше Чаадаев излагает свои мнения на историю России. Коротко история эта выражается так: "Петр Великий нашел лишь лист бумаги и своей мощной рукой написал на нем: Европа и Запад". По мнению Чаадаева, Россия недооценивает того благотворного влияния, которое оказал на нее Запад. Всякое славянофильство и патриотизм являются для него чуть ли не бранными словами.

После инцидента с "философическим письмом" Чаадаев прожил почти безвыездно в Москве 20 лет. Хотя он во все эти годы ничем особенным себя не проявил, но – свидетельствует Герцен – если в обществе находился Чаадаев, то, "как бы ни была густа толпа, глаз находил его тотчас же". Следует, впрочем, иметь в виду и отношение к России этого вечного эмигранта – Герцена, а стало быть, резкую субъективность его отзывов.

Чавчавадзе Александр Григорьевич (1784 – 1846)

Князь, генерал-лейтенант. Участвовал в походах 1812 – 1814 годов. Во время персидской войны, после взятия русскими Эривани, он был назначен начальником вновь приобретенной области. Во время турецкой войны 1828 – 1829 годов, отражая и преследуя хищнические шайки курдов, Чавчавадзе, во главе небольшого отряда, проник в пределы Анатолии и с 25 августа по 9 сентября 1828 года успел покорить весь Баязетский пашалык и овладел городами Баязем, Топрак-кале и Диадин. В последнее время жизни он был членом совета Главного управления Закавказского края. Пользовался большой популярностью в Грузии и сделал много для нее полезного. Он был поэт; из всех грузинских песен значительнейшая и лучшая часть принадлежит его перу; им же в прекрасных стихах переведены на грузинский язык некоторые произведения знаменитых иностранных писателей.

Чайковский Петр Ильич (1840-1893)

Один из крупнейших русских композиторов. Понятливость и впечатлительность отличали маленького Чайковского, который по собственному настоянию стал учиться наравне со своими братьями и сестрой, когда ему не было еще и пяти лет. Отец называл его общим любимцем, жемчужиной семьи. С раннего детства мальчика тянуло к фортепьяно, за которым он проводил свои досуги. Семи лет Чайковский записывал уже свои детские впечатления.

В 1859 году, окончив курс в училище правоведения, он поступил на службу в департамент Министерства юстиции. Жизнерадостный юноша беспечно проводил время; никто не подозревал, что в нем таится будущий крупный музыкальный деятель. Он решился, однако, поступить в Петербургскую консерваторию, несмотря на довольно скептическое отношение родственников к его намерению. Вера в свое признание у Чайковского была так сильна, что однажды, несмотря на свою врожденную скромность, он сказал брату: "С Глинкой мне, может быть, не сравняться, но увидишь, что ты будешь гордиться родством со мной".

Оставив службу, Чайковский испытывал материальную нужду. В 1865 году он окончил курс консерватории с серебряной медалью, написав кантату на оду Шиллера "К радости". Другие его консерваторские работы: увертюра к "Грозе" и танцы сенных девушек, включенные впоследствии в оперу "Воевода". При основании консерватории в Москве в 1866 году Чайковский был приглашен туда профессором гармонии. В 1866 году он дебютировал перед московской и петербургской публикой и начал Первую симфонию; в следующем году части из нее исполнялись в русском музыкальном обществе в Санкт-Петербурге.

Постоянная нужда в деньгах заставила Чайковского заняться критической деятельностью. От этого тягостного для него занятия он отказался, как только материальные условия его улучшились. Опера "Воевода", поставленная в 1869 году в Москве, имела успех, но в 70-х годах сам автор уничтожил ее, сохранив только небольшую часть материала. Вторая опера, "Ундина", оконченная в 1869 году, сцены не видала. Она тоже уничтожена автором, за исключением некоторых номеров, вошедших впоследствии в другие сочинения Чайковского.

Осенью 1869 году Чайковский пишет увертюру-фантазию "Ромео и Джульетта", с которой начинается настоящее его значение в истории искусства. В том же году создано шесть романсов, из которых "Нет, только тот...", "И больно, и сладко...", "Слеза дрожит...", "Отчего...", "Ни слова, о друг мой..." сразу завоевали всеобщий интерес. Ступенями к славе были для него также первый квартет, опера "Опричник", симфоническая фантазия "Буря".

За этим последовала опера "Евгений Онегин", которой, вместе с Шестой симфонией, написанной в конце жизни, суждено было увековечить его имя. Сначала автор не верил в успех "Онегина", называя эту оперу скромным произведением, написанным по внутреннему увлечению. С каждым спектаклем возрастала любовь публики к этому произведению.

В 1877 году произошла перемена в материальной обстановке Чайковского благодаря Надежде фон Мекк, влюбленной в Чайковского и предложившей ему ежегодную субсидию в шесть тысяч рублей. Это дало ему возможность посвятить все свои силы композиторской деятельности; а когда Чайковский хорошо работал, то, по его словам, это значило, что он хорошо себя чувствовал. В 1878 году Чайковский написал Литургию святого Иоанна Златоуста. Следующая опера, "Орлеанская дева", с либретто, составленным композитором преимущественно по Шиллеру в переводе Жуковского, не оправдала надежд композитора. Большую удачу Чайковский имел с оперой "Мазепа" (1883), поставленной в Москве в 1884 году, гораздо меньшую – с "Чародейкой". Репутация его как оперного композитора воспрянула с "Пиковой дамой", поставленной в Петербурге в первый раз 7 декабря 1890 года. Эта опера, не сходящая с репертуара и поныне, по своей популярности не уступает "Евгению Онегину". Она обошла, наравне с последней, все оперные сцены России и мира. Последняя опера Чайковского, "Иоланта", дана была в Мариинском театре в Петербурге 6 декабря 1892 года вместе с балетом "Щелкунчик".

Не менее обширна была деятельность Чайковского как симфониста. Его шесть симфоний, три сюиты, программная симфоническая музыка, балеты "Лебединое озеро", "Спящая красавица", "Щелкунчик" представляют драгоценный вклад в русскую и мировую музыку. Какого бы рода музыки Чайковский ни касался, всюду он приносил обаятельный, чрезвычайной красоты мелодический элемент. Вся музыка его отличается преимущественно русским складом.

Трудолюбие Чайковского было необычайное. Он не мог оставаться без работы, без творчества. Одна музыкальная мысль сменялась другой; можно сказать, что творческий процесс в продолжение кипучей 28-летней композиторской деятельности никогда не останавливался на долгое время. Одиночество было для него счастьем, так как оно предоставляло ему возможность отдаваться всем существом своему любимому делу.

Педагогическая деятельность была Чайковскому не по сердцу, но тем не менее он пробыл профессором в консерватории в Москве 12 лет и написал учебник гармонии. Только под конец жизни композитор обосновался в Клину, где и сохранились его квартира со всей обстановкой (ныне это музей композитора). Концерт 16 октября 1893 года, где он дирижировал в первый раз своей Шестой симфонией, был лебединой песнью Чайковского. 25 октября он скончался в Петербурге и был похоронен в Александро-Невской лавре.

Челищев Петр Иванович (1745 – 1811)

Путешественник и этнограф, автор любопытной книги "Путешествие по северу России в 1791 году", изданной в 1886 и 1889 годах.

Учился в Пажеском корпусе; затем был отправлен вместе с Радищевым и другими пажами для довершения образования в Лейпцигский университет, где пробыл с 1766 по 1770 год. Здесь он слушал между прочим Эрнеста Платнера, который, читая философию и физиологию, постоянно затрагивал социальные вопросы, указывал на вопиющую разницу между бедными и богатыми, сытыми и голодными и т. д. Эти лекции оказали сильное влияние на Челищева, и он стал живо интересоваться нуждами своего "темного" народа и стремиться к познанию народного быта и народного труда. Вероятно, служба его по возвращении из-за границы не была особенно удачной, так как он вышел в отставку около 1790 года с чином секунд-майора и отправился путешествовать на север России (в губернии Олонецкую, Архангельскую, Вологодскую и Новгородскую). Там он собрал обильный материал, драгоценный для лиц, занимающихся историей и этнографией Севера. Несмотря на сухость и сжатость изложения, сообщаемые им факты, особенно касающиеся состояния торговли и промышленности, распространения отхожих и кустарных промыслов, имеют большое историческое значение. Он многое подвергал серьезной критике, оплакивая невежество и отсутствие как чувства гражданственности у народных масс, так и всякую несправедливость. Кроме "Путешествия", ему принадлежит еще "Послание в Российскую Академию", заключающее в себе собрание большого количества северорусских провинциализмов.

Челищева считали соучастником А. Н. Радищева в составлении известной его книги "Путешествие из Петербурга в Москву", но, по бездоказанности возбужденного его ненавистниками обвинения, он остался не привлеченным к ответственности.

Чемоданов Иван Иванович (XVII в.)

Русский дипломат, стольник и переяславский наместник. В 1656 году царь Алексей Михайлович отправил его в Венецию с целью занять у республики денег. Пробыв там около девяти недель, Чемоданов цели своей не достиг, но успел сделать немало ценных наблюдений, которые и внес в свой подробный и обстоятельный "Статейный список".

Черепанов Илья (XVII в.)

Тобольский ямщик, составитель так называемой Черепановской сибирской летописи. Н. М. Карамзин называл последнюю "новой сибирской летописью неизвестного автора", и только академик Фальк, путешествовавший по Сибири, впервые назвал ее Черепановской.

Летопись обнимает период от 1578 по 1760 год; расположена по годам (от сотворения мира и от Рождества Христова). Повествования ее до 1620 года заимствованы по большей части из сибирской истории Миллера и летописи Ремезова; в позднейших сообщениях, особенно из области этнографии, торговли и промышленности, есть немало сведений, собранных лично Черепановым или заимствованных из современных ему записок.

Черепановы Ефим Алексеевич (1774 – 1842) и Мирон Ефимович (1803 – 1849)

Российские изобретатели, крепостные заводчиков Демидовых. Построили первый в России паровоз (1833 – 1834) и железную дорогу длиной 3, 5 км.

Черепановы происходили из крепостных крестьян, приписанных к Выйскому заводу Демидовых на Урале. Ефим с детства любил столярное и слесарное дело; совсем молодым человеком он был принят на Выйский завод в качестве "мехового" мастера (мастера по воздуходувным устройствам, которые тогда играли важную роль в металлургии). Демидовы скоро обратили внимание на незаурядные способности Ефима и стали привлекать его к работе, связанной с организацией горно-металлургической промышленности.

В 1807 году Черепанов-старший был переведен на должность "плотинного" – ответственного за устройство и исправность гидротехнических сооружений и водяных двигателей – сначала на Выйском, а затем и на всех девяти нижнетагильских заводах. Сын его Мирон с ранних лет пристрастился к "механическому искусству" и помогал отцу. В 1813 году он в возрасте 12 лет "по причине высокой грамотности" был принят в контору Выйского завода.

В начале XIX в. развитие промышленности на Урале стало тормозиться недостаточностью энергетической базы. Возникла потребность в паровых двигателях. На отдельных рудниках появились паровые машины, но Демидовы по-прежнему делали ставку на дешевую рабочую силу крепостных, конную тягу и водяные двигатели.

Весной 1821 года Н. Н. Демидов направил старшего Черепанова в Англию для выяснения причин падения сбыта уральского железа. Ефим надеялся изучить зарубежную технику, но английские фирмы, охраняя свое монопольное положение на международном рынке паровых двигателей, никаких "секретов" не выдали. Вернувшись, Ефим указал на прямую связь между падением сбыта уральского железа и технической отсталостью его производства. Он поставил вопрос о постройке паровых двигателей. Но слишком велико было недоверие Н. Н. Демидова к своему "домашнему мастеру"; лишь в конце 1824 он разрешил построить небольшую паровую машину. Вскоре она была готова и превзошла все ожидания.

В 1825 году здоровье Ефима пошатнулось, он жаловался на ослабление зрения. Демидов отстранил его от строительства на медном руднике и назначил на должность "плотинного" Выйского завода 22-летнего Мирона, который к тому времени выполнял обязанности помощника главного механика нижнетагильских заводов.

Отец и сын стали готовить рабочие чертежи новой паровой машины и в 1826 году получили согласие и 10 тысяч рублей на ее сооружение. Была создана 30-сильная паровая машина для медного рудника, а вслед за ней еще две, более мощные. Всего с 1824 года Черепановы изготовили более 20 машин мощностью от 2 до 60 лошадиных сил. Кроме того, было построено множество оригинальных металлорежущих станков.

В 1833 году Мирон был командирован в Англию для изучения опыта "выделки полосного железа посредством катальных валов", "томления и плавки стали на тамошний манер", а также добычи, обжига и плавки железных руд. Мечтая о постройке "паровых телег", он постарался увидеть в стране прославленного Стефенсона как можно больше паровозов и железнодорожных сооружений. По возвращении Мирона Черепановы приступили к сооружению паровоза. В августе 1834 года первый русский паровоз был "пущен на колесопроводы". Он перевозил 3, 5 т груза со скоростью до 15 км/ч по чугунной рельсовой дороге, проложенной на 800 м. В марте 1835-го завершилось сооружение второго паровоза грузоподъемностью 17 т; в нем были воплощены передовые технические идеи того времени.

Ободренные успехом изобретатели решили "продолжить чугунные колесопроводы до медного рудника", чтобы использовать паровоз для доставки руд на завод. Быстро построенная железная дорога нижнетагильских заводов протяженностью 3, 5 км была включена в производственный процесс. Она возникла раньше Царскосельской, о которой позднее писали как о первой в России. У Черепановых были все технические предпосылки для широкого применения опыта строительства дороги, но они не получили поддержки ни хозяев, ни заводской администрации.

Благодаря Черепановым Россия стала второй страной в мире (после Англии), где строились свои паровозы. По времени введения железных дорог с паровой тягой Россия занимала четвертое место – после Англии, США и Франции.

Черкасский Михаил Алегукович (? – после 1770)

Князь, боярин времен Петра Великого, любимый народом и государем. Когда стрельцы по наущению Софьи подняли бунт, Черкасский в числе других удерживал их, вместе с царицей-вдовой не давал им Артамона Матвеева, но они его вырвали. С возвышением В. В. Голицына в правление Софьи, Черкасский является одним из главных противников Голицына. И при Петре уважение к Черкасскому не уменьшилось. Интересно, что враги Петра Великого считали Черкасского достойным занять престол и в своих призывах писали имя Черкасского для того, чтобы, "стрельцы выбрали на правительство Черкасского, так как он человек добрый". Но несмотря на расположение народа к Черкасскому и на свою подозрительность, Петр Великий не изменил своего отношения к нему.

Чернов Яков Петрович (1839 – после 1875)

Выдающийся кустарь, химик-самоучка, основатель карандашного промысла в Верхозимской волости Петровского уезда Саратовской губернии. Он не мог заниматься хлебопашеством, так как от рождения был хром. На карандашный промысел его натолкнул следующий случай. Чернов увидал у заезжего землемера графитный карандаш, заинтересовался им и, узнав, что пишущая масса приготовляется из графита, раздобыл в одной пензенской аптеке два фунта графита, купил "Химию" Шмидта и принялся за опыты. О существующих карандашных фабриках Чернов не имел понятия и до желанных результатов дошел самоучкой. Долгое время он пытался составить графитную массу, растирая графит в порошок на плите и прибавляя клей. Наконец он заметил, что графит не подвергается действию огня. Перебирая в уме разные несгораемые вещества, Чернов остановился на фарфоровой глине. Через два года он уже приготовлял карандаш с машинкой, и пензенские купцы Финагеевы выписали для Чернова пуд графита из Германии. В 1885 году карандашным промыслом занималось около десяти семейств в Бутурлинке, до этого времени промышлявших нищенством. В 1865 году Чернов получил серебряную медаль на станиславской ленте "за полезное" от Вольно-экономического общества. Комитет сельского хозяйства на выставке в Саратове наградил Чернова бронзовой медалью в 1875 году.

Чернышев Александр Иванович (1786 – 1857)

Светлейший князь, генерал-адъютант, генерал от кавалерии. После тщательного домашнего воспитания был принят камер-пажом к высочайшему двору; затем служил в кавалергардском полку и боевое поприще начал в сражении при Аустерлице, участвовал в кампании 1807 года; в 1808 году ездил в Париж и Байонну с поручениями к императору Наполеону. Во время кампании 1809 года состоял при французском императоре. После Шенбруннского мира остался в Париже в качестве доверенного лица русского императора и военно-дипломатического агента.

Отозванный в 1811 году, Чернышев исполнил важное дипломатическое поручение в Стокгольме, а по возвращении оттуда состоял при государе; был отправлен к фельдмаршалу Кутузову и адмиралу Чичагову для объявления им плана общего движения русских войск к Березине. Чичагов послал его из Бреста с легким конным отрядом в герцогство Варшавское для действий в тылу австрийского корпуса Шварценберга. С этого времени начинается партизанская деятельность Чернышева, причем ему приходилось командовать не только мелкими, но и весьма значительными отрядами; в 1813 году он занял город Кассель. В 1819 году он был назначен членом комитета об устройстве донских войск и присутствующим в комитете о раненых. В 1821 году получил в командование легкую кавалерийскую дивизию; в день коронации императора Николая I возведен в графское достоинство; в 1827 году назначен товарищем управляющего Главным штабом его величества и вслед за тем поставлен во главе военного министерства; сохранял этот пост до 1852 года. В 1848 году назначен председателем Государственного совета. Император Николай возвел его в княжеское достоинство и назначил шефом Санкт-Петербургского уланского и Кабардинского егерского полков.

Черняев Михаил Григорьевич (1828-1898)

Известный генерал. Во время Крымской войны участвовал во всех делах севастопольского гарнизона, начиная с битвы под Инкерманом (24 октября 1854 года); состоял при генерале Хрулеве, действуя большей частью на Малаховом кургане. По окончании войны был начальником штаба 3-й пехотной дивизии, затем переведен в распоряжение оренбургского генерал-губернатора А. А. Катенина; в 1858 году командовал отрядом, посланным на помощь жителям Кунграда, восставшим против хивинского хана; в 1859 году послан на Кавказ в распоряжение графа Евдокимова; по замирении Кавказа опять служил в Оренбургском крае в должности начальника штаба при генерале Безаке; в 1864 году, из-за разногласий с ним по вопросу об управлении башкирами, вернулся в Санкт-Петербург.

Тогда предстояло провести в Средней Азии соединительную укрепленную линию между двумя степными областями – оренбургской и сибирской, для чего требовалось занять несколько укрепленных пунктов в пределах промежуточной территории; осуществление этого проекта было поручено полковнику Черняеву, с назначением его начальником особого Западно-Сибирского отряда. Отправившись в 1864 году в город Верный, где формировался отряд, Черняев приступил к своей задаче с весьма ограниченными средствами; расходы по экспедиции должны были покрываться остатками интендантских сумм Западно-Сибирского округа. Небольшой отряд Черняева занял крепость Аулие-Ата и взял штурмом Чимкент (в июле 1864 года), считавшийся неприступным; войска проникли в крепость по водопроводу, через сводчатое отверстие в стене крепости, и гарнизон был до того поражен внезапным появлением неприятеля внутри городской ограды, что не оказал почти никакого отпора. Черняев двинулся к Ташкенту, но не мог овладеть им сразу и должен был отступить, после чего ему предписано было воздержаться от дальнейших попыток впредь до особого распоряжения. Тем не менее ввиду угрожающего положения Черняев решился действовать на свой риск и в ночь с 14 на 15 июня 1865 года взял штурмом Ташкент. Численность русских войск не превышала двух тысяч человек, при 12 орудиях; взят был город со 100-тысячным населением, имевший до 30 тысяч защитников; захвачено 63 пушки, множество пороха и оружия.

Назначенный еще ранее военным губернатором вновь образованной Туркестанской области, генерал Черняев готовился принять меры против бухарского эмира, который требовал очищения Ташкента; ожидались крупные осложнения в Средней Азии, и им придавался британской дипломатией серьезный международный характер. В июле 1866 года Черняев был отозван, и на его место назначен генерал Романовский.

Завоевание обширной среднеазиатской территории, составляющей значительнейшую часть нынешнего Туркестанского края, совершено было Черняевым с необыкновенной легкостью, без крупных затрат; между тем население этого края отличалось воинственностью и издавна причиняло постоянную тревогу соседним русским владениям. Черняев сумел приобрести доверие и уважение местных жителей не только своей личной неустрашимостью, но и другими качествами, наиболее ценными в представителе власти в Азии: доступностью для всех, прямодушием, искренним вниманием к нуждам каждого, полной свободой от рутины и формализма, спокойной находчивостью и решительностью в трудные моменты. Его инстинктивное понимание азиатской народной психологии помогало ему завоевывать сердца без всяких усилий: на другой же день после взятия Ташкента он торжественно объехал город в сопровождении лишь двух казаков, а вечером отправился в туземную баню, как будто находился среди мирных соотечественников; этими простыми способами он тотчас же внушил населению уверенность в бесповоротности совершившейся перемены.

Ему не дано было, однако, окончательно умиротворить и устроить вновь занятый обширный край; он очутился в отставке, будучи еще молодым, полным сил и энергии; его доказанные опытом военные дарования и замечательное искусство в обращении с восточными народами не нашли себе приложения ни в Средней Азии, ни в других местах. Черняеврешил сделаться нотариусом в Москве, чтобы иметь определенное занятие и заработок для содержания семьи; он выдержал требуемый для этого экзамен и готовился уже открыть нотариальную контору, но должен был отказаться от своего намерения.

В 1873 году Черняев приобрел издававшийся в Петербурге консервативный орган "Русский Мир" и серьезно занялся газетным делом. Сам Черняев мало интересовался вопросами внутренней политики, но, считая себя жертвой военно-канцелярского режима и петербургской дипломатии, чувствовал себя солидарным с московским кружком патриотов-славянофилов, группировавшихся около Ивана Аксакова, и разделял их ненависть к бюрократизму и иноземщине. Он был решительным противником военных реформ и нововведений графа Д. А. Милютина, в которых видел продукты бюрократического творчества, навеянного извне; многие недостатки центрального управления он приписывал влиянию немцев. Весной 1875 года, когда произошло восстание в Герцеговине, Черняев один из первых усмотрел в нем начало крупного международного кризиса, связанного с общим вопросом о судьбе восточного славянства. Горячо отдавшись общественному движению в защиту турецких христиан, Черняев вскоре завязал отношения с сербским правительством и был приглашен в Белград для руководства военными действиями в задуманной князем Миланом кампании против Турции. Наше дипломатическое ведомство, узнав об этих секретных переговорах, приняло меры к тому, чтобы Черняеву не было дозволено выехать из Петербурга за границу. Черняев переехал в Москву, где и получил заграничный паспорт без всяких затруднений; переданный по телеграфу приказ о задержании его на границе также запоздал, и в июне 1876 года Черняев был уже в Белграде. Известие о назначении его главнокомандующим главной сербской армии послужило сигналом к наплыву добровольцев в Сербию и подняло сербскую попытку на степень русского национального дела.

Ход войны не соответствовал пылким ожиданиям славянофилов, но привел к непосредственному дипломатическому и затем военному вмешательству России в турецко-балканские события, вопреки миролюбивым намерениям русской дипломатии. При начале русско-турецкой войны Черняев вновь зачислился на службу, чтобы попасть в действующую армию; оставленный за штатом на европейском театре войны, он отправился на Кавказ, где тоже не дождался никакого назначения.

В 1882 году, после многих лет вынужденного бездействия, Черняев сделался туркестанским генерал-губернатором, но пробыл в этой должности только около двух лет, не обнаружив ни административного такта, ни уменья в выборе сотрудников и доверенных лиц. Один из его приближенных, Всеволод Крестовский, счел нужным очистить от зловредных либеральных книг общественную библиотеку, устроенную в Ташкенте при генерале Кауфмане, и библиотека, собранная с большим старанием, была фактически уничтожена, что вызвало справедливые нарекания среди местного русского чиновничества. Под влиянием неудачных советников из консервативного лагеря Черняев принял другую, более серьезную меру: сосредоточил в своем лице (или, вернее, в своей канцелярии) высшую апелляционную и кассационную инстанцию по всем судебным делам края, а на запрос или замечание сената по этому поводу отвечал уклончиво, в пренебрежительном тоне. Все это привело к тому, что вскоре он покинул свой пост.

С 1884 года он состоял членом военного совета, в 1886 году вышел в отставку из-за полемики против проектов военного министра, с 1890 года был опять членом военного совета.

Одаренный не столько талантами, сколько хорошими природными инстинктами, Черняев часто портил себе карьеру тем, что не умел или не хотел приспособляться к желаниям и понятиям правящих лиц. С другой стороны, необыкновенная деликатность в личных отношениях доходила у него до слабости: вполне бескорыстный и правдивый сам по себе, он терпел около себя людей сомнительной честности и предоставлял действовать от своего имени разным мелочным честолюбцам и карьеристам, что справедливо ставилось ему в укор во время командования им сербской армией и позднее, в краткий период его управления Туркестанским краем. В годы его популярности и влияния легко пристраивались к нему все желающие; податливость его относительно лиц, навязывавших ему свои услуги и свою преданность, сильно вредила его репутации. Нет сомнения, что внезапная приостановка его служебной карьеры после блестящего завоевания Туркестанской области объясняет многое в его дальнейших увлечениях и слабостях; он был выбит из колеи именно в тот момент, когда принес более всего услуг государству, и эта странность постигшего его удара не оставаясь без последствий для его личности.

Черский Иван Дементъевич (1845 – 1892)

Известный исследователь Сибири, геолог и палеонтолог. Будучи в выпускном классе Виленского дворянского института, Черский принял участие в польском восстании 1863 года. Был сослан в Сибирь и зачислен рядовым в линейный батальон, расположенный в Омске. В 1869 году освобожден от военной службы.

В 1871 году переселился в Иркутск, где провел 15 лет, перебиваясь уроками и работая в ВосточноСибирском отделении Императорского русского географического общества. Лишенному правильной научной подготовки Черскому пришлось самоучкой восполнить пробелы своего образования, и притом при крайне неблагоприятных условиях. Уже в Омске, в казармах, он урывками, но страстно и неутомимо учился, найдя поддержку и руководство в некоторых окружающих. Более систематично пошли научные занятия Черского в Иркутске, благодаря руководству двух выдающихся земляков-натуралистов, Дыбовского и Чекановского.

В 1886 году, по приглашению Академии наук, приехал в Санкт-Петербург для научных занятий. Отправленный начальником научной экспедиции в Восточную Сибирь для исследования рек Яны, Индигирки и Колымы, скончался в якутской тундре.

В изданиях Восточно-Сибирского отделения Императорского русского географического общества, а затем и Академии наук, за время пребывания Черского в Иркутске, помещен ряд самостоятельных его работ по геологии Сибири и по остеологии современных и вымерших позвоночных животных Сибири; работы эти поставили Черского в ряды весьма сведущих, опытных остеологов. Появление наиболее важных трудов Черского относится к петербургскому периоду его деятельности. В 1886 году появился его отчет о геологическом исследовании береговой полосы озера Байкал с детальной геологической картой; в 1888 году – геологическое исследование Сибирского почтового тракта от озера Байкал до восточного склона Урала, а в 1891 году объемистое "Описание коллекций послетретичных млекопитающих, собранных Ново-Сибирской экспедицией", представляющее полную остеологическую монографию останков послетретичных млекопитающих не только Ново-Сибирских островов, но и всей Сибири.

Чириков Алексей Ильич (? – 1749)

Капитан-командор, исследователь Сибири. Впервые упоминается в 1724 году, когда был определен, в чине унтер-лейтенанта, в Морскую академию "для обучения гардемарин". В 1725 году Чириков принимал участие в 1-й Камчатской экспедиции, по возвращении из которой назначен, в чине капитан-лейтенанта, на яхты к императрице Анне Иоанновне; затем он был "придан" Адмиралтейств-коллегией к Виту-су Берингу, начальнику 2-й Камчатской экспедиции, который должен был "чинить все с общего (с Чириковым) согласия"; исследовал Алеутские острова и значительную часть северо-восточного берега Сибири.

В 1747 году Чириков был определен в академическую экспедицию "к смотрению над школами". По отзыву Миллера, Чириков "заслужил себе честь не токмо искусного и прилежного офицера, но праводушного и богобоязненного человека"; по другим отзывам, он был "рассудительный, осторожный и неуклонно-настойчивый". Его замечания послужили к значительному исправлению составленной в Адмиралтейств-коллегий инструкции для 2-й Камчатской экспедиции.

Чичагов Василий Яковлевич (1726 – 1801)

Адмирал. По окончании обучения в Англии поступил в морскую службу в 1742 году; назначенный в 1764 году помощником главного командира Архангельского порта, он дважды (1765 и 1766) ездил с тремя кораблями из Колы в "секретную экспедицию" для отыскании "морского прохода Северным океаном в Камчатку", но из-за льдов мог достичь только 80°21' северной широты. Впоследствии был главным командиром портов Архангельского, Ревель-ского и Кронштадтского.

После смерти адмирала Грейга Екатерина II поручила Чичагову главное начальство над флотом в войне со шведами (1789 – 1790), и он одержал три блестящих победы над более сильным неприятельским флотом: близ острова Эланда, на Ревельском рейде и близ Выборга, взял в плен множество кораблей, фрегатов и других судов, более 5000 солдат и до 200 офицеров с контр-адмиралом во главе. Это принудило Густава III к скорейшему заключению мира.

Чичерин Денис Иванович (1720-1785)

Генерал-поручик, известный сибирский губернатор. Службу начал сержантом лейб-гвардии Семеновского полка; при восшествии на престол Петра III был уволен в отставку. Екатерина II в 1763 году назначила его сибирским губернатором. Здесь он своей добротой, заботами о благоустройстве городов и благочестием и готовностью помогать бедному населению стяжал себе добрую память и был известен под именем "батюшка Денис Иванович", в то же время был энергичным, твердым и иногда беспощадным администратором. Екатерина II долго переписывалась с ним и посылала ему частые указы, но в 1780 году, поверив его ненавистникам, обвинявшим Чичерина в превышении власти и в том, что он скупал хлеб во время голода, прекратила переписку. Чичерин вскоре подал в отставку. Им в 1765 году приобретены Алеутские острова.

Чохов Андрей (XVI вв.)

Пушечный мастер, живший в царствование Федора Иоанновича; отлил три пушки, которые и ныне хранятся в Московском Кремле: Царь-пушка весом в 2400 пудов, отлита в 1586 году; "Троил", весом 480 пудов, отлита в 1590 году; "Амид", весом 370 пудов, отлита тоже в 1590 году.

Чулков Михаил Дмитриевич (1740-1793)

Замечательный литератор. О жизни его сохранились чрезвычайно скудные сведения. В предисловии ко 2-му изданию его "Записок экономических" сказано, что Чулков "в малолетстве обучался в Московском университете и, изучив одно токмо начальное основание словесных наук, взят был из оного с прочими по памятному указу и определен на службу". К этим данным можно прибавить только то, что в 1790 году Чулков был надворным советником и секретарем сената. С ранней молодости он отличался необыкновенной любовью к литературе и "писал почти беспрестанно сочинения всякого рода". Чулков был одним из самых плодовитых и разносторонних писателей XVIII в., и не бесталанным. Митрополит Евгений свидетельствует, что Чулков "около 20 лет возраста своего (следовательно, в 1760 году) отличал уже себя многими изрядными стихотворениями и романами". Первые опыты Чулкова остаются для нас неизвестными; известно только, что в 1767 году он издал "Краткий мифологический лексикон", да в 1766 – 1768 годах выпустил в 4 частях "Пересмешник, или Славянские сказки". В первом периоде своей деятельности Чулков чувствовал склонность к беллетристике и сатире. Чулков издавал два небольших сатирических журнала: "И то, и се" (1769) и "Парнасский Щепетильник" (1770), в котором немало следов полемической борьбы с литературными противниками. В период увлечения сатирой Чулков издал первую (больше не было) часть необыкновенно популярного у наших предков романа: "Пригожая повариха, или Похождение развратной женщины".

Обстановка жизни Чулкова, видимо, содействовала тому, что он стал изучать песни, сказки, обряды и суеверия народные. В его журналах заслуживают внимание и стиль, по изобилию пословиц и поговорок приближающийся к народному, и нередкие этнографические заметки, народные песни. После издания журналов Чулков обращается к большим сводным трудамэтнографического характера. Первым таким трудом было "Собрание разных песен". Значение сборника велико: до него не появлялось такого богатства народных песен, и Чулков первый стал печатать песни без изменений и поправок стиля. В истории изучения русского фольклора ему принадлежит почетное место. Собирание песен современникам его казалось по меньшей мере делом совершенно излишним, если не вредным.

В 1780 – 1783 годах в университетской типографии у Новикова были отпечатаны в 10 частях "Русские сказки, содержащие древнейшие повествования о славных богатырях, сказки народные и прочие, оставшиеся через пересказывание в памяти, приключения". Чулков отличался большой любовью к памятникам народного творчества, но не обладал этнографической культурой, которой, впрочем, в то время еще и не было; он считал вполне возможным обращаться с былинами и народными рассказами по своему усмотрению. В 1782 году вышел его "Словарь русских суеверий", который был переиздан в 1786 году под заглавием "Абевега русских суеверий, идолопоклонничества, жертвоприношений, свадебных, простонародных обрядов, колдовства, шаманства и прочее". Для своего времени это был замечательный этнографический труд, которым находил возможным пользоваться даже А. Н. Афанасьев в работе над "Поэтическими воззрениями славян на природу".

От занятий этнографией Чулков перешел к занятиям историей промышленности и юриспруденцией. Им написано и по повелению императрицы за счет ее кабинета издано огромное "Историческое описание российской коммерции при всех портах и границах от древних времен до настоящего и всех преимуществ, узаконий и т. д. ". (Москва, 1781 – 1788, 7 частей; величайшая библиографическая редкость). Труд Чулкова основан на изучении архивных материалов и для истории нашего торгового законодательства имеет важное значение. В 1788 году появилось извлечение из этого труда: "Краткая история российской торговли" (Москва). Из "Описания" же извлечены "Словарь учрежденных в России ярмарок, изданный для обращения в торговле" и "Наставление, необходимо нужное для купцов, а особливо для молодых людей". К области практической экономии относятся "Записки экономические для всегдашнего исполнения в деревнях прикащику и рачительному эконому".

Чулкову одному из первых пришла в голову мысль популяризовать русские законы и издать справочную юридическую книжку. В 1791 – 1792 годах вышел в пяти книгах его "Словарь юридический, или Свод российских узаконий, временных учреждений суда и расправы". Затем Чулковым был начат "Сельский лечебник, или Словарь врачевания болезней, бывающих в роде человеческом, в роде скотском и птиц домашних", окончание которого было напечатано уже после смерти автора.

В рукописях остались многие сочинения Чулко-ва: проект вечного мира, примечания об экономических крестьянах, проект о заведении купеческого банка, словарь русского языка, словарь земледелия, скотоводства и домостроительства, поэма в девяти песнях о самозванце Гришке Отрепьеве и др. Его комедия, до нас не дошедшая, под заглавием "Как хочешь, назови", ставилась неоднократно в придворном театре в Санкт-Петербурге.

Чулков был в своем роде Ломоносовым "в миниатюре". Его труды энциклопедического характера принесли большую пользу русскому обществу; труды по истории русской торговли составляют солидное ученое исследование; этнографические его своды сыграли большую роль в истории изучения русской народности.

Великие Россияне

История России

География России

Этнография России

Российский фольклор